Тринадцатый знак зодиака
О чем роман?
Долго думал, как это сформулировать. Пожалуй, о свободе. О том, что если бороться, ее можно отстоять даже в самых безнадежных ситуациях. Помощь приходит, откуда меньше всего ее ждешь... Казалось бы - случайность, повезло, но - нет. Везет только тому, кто борется.
Цитаты из романа
I.
Наверное, я умер, пока летел от входной двери самолета до бетонной площадки под ней.
Последнее, что запомнилось “по эту сторону” – звук выстрела, сильный удар в затылок и вдруг устремившаяся на меня бетонная плита, за секунду до того остававшаяся неподвижной... Я еще успел вспомнить эпизод, который наблюдал в тот единственный раз, когда зашел в церковь. Священник пытался успокоить женщину, у которой умерла какая-то родственница, кажется, сестра. Они голосили одновременно и монотонно, она – отчаянно-истерически, он – увещевательно-назидательно. Вдруг священник стал злым и закричал громко, как на службе, чтобы слышно было и в последних рядах: "Дура! Себя пожалей, а не ее! Ты что, думаешь, ей здесь лучше было бы? Ей ТАМ лучше!".
Это воспоминание возникло в моей голове, словно вошло в нее вместе с пулей, пока приближающаяся бетонная плита стремительно заполняла собой мое сознание, вытесняя из него все остальное... Но я так и не знаю, чем это кончилось, потому что все исчезло – и раскрытая дверь самолета, и рука, державшая меня за воротник, и бетон внизу, и звуки... Так бывает, когда купаясь посреди шумного пляжа, ныряешь под воду...
II.
Проще было поверить в машину времени, чем в то, что это – реальный, сегодняшний город...
Это был город – остров в океане, такой маленький, что его весь можно было обойти за час. Своими очертаниями на карте островок напоминал гриб – узкий и вытянутый почти на всем своем протяжении, словно сплюснутый океаном, и только самая северная его часть, та, где находился исторический центр города, внезапно “выдавливалась” из этого тюбика и растекалась по поверхности воды несколькими просторными площадями.
Старинная крепостная стена, удивительным образом почти полностью уцелевшая, опоясывала город и делила его на “верхний” и “нижний”, и эти две части соединяли между собой несколько подъемных мостов, так же, очевидно, сохранившихся со времен основания города. На западном берегу нижнего города располагался порт, его акваторию с севера и юга сжимали, словно клещами, два слегка изогнутых, длинных – с полкилометра каждый – каменных мола. Все пространство между ними было заполнено рыболовецкими шхунами, частными катерами, яхтами и парусниками. Днем частокол их мачт напоминал выстроившееся перед битвой войско, но вечером начинался отлив, вода уходила из-под их килей, как, порой, земля уходит из-под ног у людей, и парусники оставались беспомощно лежать на обнажившемся дне акватории, как погибшее войско на поле брани...
Вдоль набережной, по всей ее длине стояла шеренга контейнеров разной величины с рыбацким инвентарем – сетями, канатами, буйками – разноцветными и нереально яркими. Контейнеры стояли прямо напротив жилых домов и, наверное, делали колоритнее морские пейзажи, открывавшиеся из окон...
Но и у живших на восточном берегу не было причин обижаться – окна их домов выходили на пляж. Летом здесь было многолюдно и пестро, как на восточном базаре, зимой это было любимое место горожан для прогулок и романтических свиданий.
Верхний город был не менее удивителен.
Ограниченность горизонтального пространства компенсировалась рельефом – узкие улицы напоминали американские горки и часто, в местах особо крутых подъемов, каменные плиты тротуаров плавно переходили в ступеньки, выщербленные, наверное, еще сабатонами средневековых рыцарей и отполированные туфельками дам галантного века.
Если смотреть снизу, от берега, крепостная стена обрывалась к набережной почти вертикальным скалистым склоном, покрытым не то травой, не то мхом. Из-за стены, как легионеры из-за сомкнутых щитов, тесным строем вырастали жилые дома, больше похожие на крепостные башни.
С верхней точки – с площади, на которой стоял старинный замок, являвшийся вертикальной доминантой города, – открывалась захватывавшая дух панорама “архитектуры крыш” – нагромождение мансард, труб, дымоходов, балконов – словно вылезавших по стенам домов, как вьющиеся растения и “расталкивавших локтями” друг друга в попытке отвоевать себе местечко поближе к солнцу.
Вид на океан открывался почти из любой точки города – и на все четыре стороны...
Все находившееся внутри крепостной стены – магазинчики, рекламные вывески, уличные кафе, окна с решетчатыми ставнями, крыши, превращенные в террасы, скамеечки, установленные прямо посреди тротуаров, миниатюрные резные двери, ведшие, очевидно, не в подъезды, а сразу в квартиры, балконы с разбитыми на них садиками и огородиками, пешеходные улицы, мощеные камнем – наверное, было типично для большинства провинциальных европейских городков. Но Алеша пока не был нигде, кроме Питера, поэтому он ходил по улицам, как по залам музея, то и дело останавливаясь перед его диковинными “экспонатами”: большой шлюпкой, стоявшей прямо посреди улицы и, видимо, символизирующей главную географическую особенность города; настоящим замком XIII века (как свидетельствовала мраморная доска на его стене), грозно нависавшим над городом с самой высокой его точки; встречавшимися во многих домах такими узенькими дверями, что в них, не повернувшись боком, не прошел бы даже ребенок, хотя, судя по почтовым ящикам, вывешенным на них, и по окнам, расположенным рядом, за ними находились квартиры или офисы; корзинками и вазами с цветами, выставленными почти у каждого крыльца; старинными домами с неоштукатуренными каменными стенами, покрытыми мхом и плесенью, то и дело “разбавлявшими” современные, красивые здания; яркими и разными цветами, в которые были выкрашены фасады большинства домов...
И, все-таки, больше всего поражало не это. Узкие улицы, маленькие двери, крылечки в одну-две ступеньки, дома, большинство которых были не выше трех этажей, создавало ощущение, что все это – не настоящее, что попав сюда, он и сам уменьшился в размерах, стал персонажем какого-то мультфильма и гуляет по нарисованному городу.
Почти весь исторический центр был пешеходной зоной, поэтому тут не было шума “большого города” и были отчетливо слышны все звуки, раздававшиеся вокруг. Шаги прохожих, негромкая беседа встретившихся старушек, колокольчик, звякнувший на двери маленькой лавки, открываемое кем-то окошко, скрипка уличного музыканта за углом... Все эти звуки на узких, пешеходных улицах звучали, словно в квартире и это создавало впечатление камерности, интимности происходящего.